ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ
Генеалогия является интереснейшей наукой. Она учит составлять таблицы рода или древа предков и, таким образом, не позволяет людям забывать о своем прошлом. В этой науке причудливо соединены архивные данные, материалы недавних лет с собственным представлением о роде составителя таблицы. В далеком прошлом рыцарь Средневековья имел свой линеаж, то есть родословную, которую он свято чтил. В то время благородные рыцари выводили свой род, кто от Геркулеса, кто от Александра Македонского, кто от Иафета — сына Ноя. А наш царь Иван Грозный в пику императору Священной Римской империи вывел свой род от Октавиана Августа. Мол, и мы не лыком шиты.
Любопытную информацию я как-то получил из британской энциклопедии 1923 года. Там было написано, что Иван IV Грозный, русский царь, прозван за свою жестокость Васильевичем. Это к слову. Но продолжим разговор о генеалогии. Последним составляющим элементом генеалогии я назвал собственное представление о роде. Да, люди всегда старались преувеличить достоинства своих предков, чтобы гордиться ими, но преувеличивали по-разному. Во всех цивилизованных странах обладатели линеажа говорили о богатстве и благородстве предков, о том, как они были отмечены королями и императорами различными наградами. В общем представителей своего рода возводили в ранг величайших.
Единственной страной, нарушившей этот принятый европейской цивилизацией (и не только европейской) порядок, стала наша страна в период победившего социализма. Генеалогия была объявлена буржуазной наукой, то есть набором таких знаний, которые не нужны советскому человеку.
Идеология нашей страны в недавнем прошлом была направлена на то, чтобы советские люди забыли о своих предках, потому что русские люди, жившие до 1917 года, конечно же, не являлись советскими людьми. Они были зажиточными крестьянами, которых большевики назвали кулаками, учителями учебных заведений Российской империи, священнослужителями, офицерами, купцами второй или первой гильдии, а еще опаснее, если они были полицейскими, городовыми или жандармами.
Если молодой человек в 20-х годах приходил устраиваться на работу, скажем, писарем в сельсовет, то он, как правило, говорил, что пришел от сохи или станка. Только такая классовая принадлежность позволяла молодому человеку получить работу. Но при этом никто не задумывался над тем, что на всех станков бы не хватило, а от сохи попахивало мелкобуржуазным крестьянским душком. Советские люди также старались преувеличивать возможности своих предков, если их об этом спрашивали, но с точностью до наоборот. Достоинством считалось для матери быть в прошлом проституткой, а отцу каторжанином, при этом умалчивалось, за что тот сидел. Другими словами, потомки врали о своих предках, скрывали их доблесть, принижали их социальный статус, чтобы приблизить к тому классу, диктатура которого была объявлена в нашей стране. Это вранье превратилось у нас в способ и образ жизни, в способ выживания. Вранье сменялось крепким замалчиванием того, кем были на самом деле наши прадеды. Это позднее привело к тому, что мы превратились в Иванов, не помнящих родства.
Лет 25 тому назад я начал преподавать так называемые вспомогательные исторические дисциплины в нашем Волгоградском педагогическом институте (ныне университете). Мои студенты должны были на практических занятиях по предмету «Генеалогия» составлять генеалогические таблицы или древа. Здесь меня удивили студентки из Чехословакии, которые не только знали своих дедов и прадедов до десятого колена, но и расхваливали их доблесть, храбрость, богатство. Значит, традиции генеалогии в их стране даже в эпоху социализма сохранялись. Наши же советские студенты знали хорошо маму, хуже папу, что-то помнили о дедушке и бабушке, а затем был провал до Адама и Евы. Кроме того, судя по их генеалогическим таблицам, абсолютно соответствовавшим советскому канону, никто в семье не был сослан в лагерь, никто не был расказачен, предки-казаки стояли за советскую власть, никто не был объявлен врагом народа. В общем, в роду все было, по тем представлениям, прилично. Одна студентка принесла мне большой лист картона, на котором помещались в овалах фотографии с какими-то военными чинами. На одной из них были изображены две вышки, патрули с собаками, и все это было огорожено колючей проволокой.
— Что это? — спросил я.
— А это памятная фотография по случаю десятилетия какого-то концлагеря, в охране которого служил мой дедушка, — ответила студентка.
Потомки такой службой предков тогда гордились. В целом студентка правильно показала своего деда. Предков не выбирают, и надо их показывать такими, какими они были на самом деле.
Мое занятие генеалогией в институте вызвало тогда, по меньшей мере, недоумение у руководства вуза. Меня вызвали в бюро парткома и сказали, что эту дисциплину не нужно преподавать студентам. Они не должны знать этот предмет. К тому же они не Рюриковичи, чтобы знать свою генеалогию.
Теперь прошлые времена канули в Лету. Сегодня я преподаю те же дисциплины в Волгоградском государственном университете. Студенты университета избавились от советского синдрома, не скрывают прошлого своих предков и дают более или менее точные данные о них, когда выполняют практические задания по генеалогии. В результате выясняется, что во многих семьях были репрессированные, так называемые враги народа, пропавшие без вести, имеются даже родственники за границей, о чем не упоминалось бы 15 лет назад. Среди студентов есть и такие, которые доказывают свое дворянское происхождение. Иногда это выглядит как курьез. Один студент уверял меня, что он из казачьих дворян из Серафимовича. Я возразил ему, мотивируя тем, что среди казаков не было дворян. Но студент продолжал стоять на своем. Тогда я его спросил:
— А как до революции назывался Серафимович?
Студент не знал, что на месте города Серафимовича была станица Усть-Медведицкая. В этом его незнании также сказались результаты многолетнего советского воспитания народа, которое было нацелено на то, чтобы люди забыли и свою подлинную историю, и предков, живших до революции. Но, слава Богу, потихоньку мы начали обращаться к своему прошлому, к своим пращурам. Одним из источников генеалогической практики для моих студентов служит память их дедов и бабушек, которые до сих пор не избавились от страха и привычки помалкивать. Это затрудняет работу студентов, но они с ней справляются.
Что касается моего рода, то я, воспитанный русской гимназией в Болгарии, всегда интересовался историей моего рода. Пришла очередь рассказать о моих предках все, что мне известно.
предыдущая глава || содержание || следующая глава
